Денисьева Елена Александровна

В двух случаях из трёх семейная жизнь Тютчева была трагедией и один раз – драмой. Елена Александровна Денисьева (1826-1864) – одна из трагедией.

Содержание: Роковая встреча • Не ищите ангелов в аду • Конец треугольника • "Дети подземелья" • Денисьевский цикл Тютчева

Роковая встреча 

Осенью 1845 г. Фёдор Иванович устроил дочерей Дарью и Екатерину в Смольный институт. Несмотря на высокое покровительство, они были пенсионерками императорской семьи, Фёдор Иванович посчитал полезным познакомиться и поддерживать хорошие отношения с инспектрисой Анной Дмитриевной Денисьевой, от которой многое зависело в судьбе учащихся. У Анны Дмитриевны жила племянница Елена Денисьева, бывшая вольнослушательницей Смольного института. Сохранился словесный портрет Елены той поры: "...природа одарила её большим умом и остроумием, большою впечатлительностью и живостью, глубиною чувства и энергией характера, и когда она попала в блестящее общество, она и сама преобразилась в блестящую молодую особу, которая при своей большой любезности и приветливости, при своей природной весёлости и очень счастливой наружности всегда собирала около себя множество блестящих поклонников".

Посещая инспектрису, он не мог не обратить внимания на её племянницу. Встречи могли происходить и на "нейтральной" территории, поскольку Елена часто посещала своих подруг вне стен института. Всё произошло как в сказке, где "жалкий чародей" околдовал юную красавицу. Елена не просто влюбилась, она бросилась в омут с головой, забыв обо всём.

"Тайный брак" с Денисьевой был заключен в июле 1850 г. Тогда его жена Эрнестина, ещё не подозревая о постигшем её семью несчастьи, писала П.А. Вяземскому, что Фёдор Иванович "нанял себе комнату возле Вокзала и несколько раз оставался там ночевать". Это подтвердилось в стихотворении, написанном через 15 лет после события и через год после смерти Денисьевой "Сегодня, друг, пятнадцать лет минуло". Тайна была великая: почти сорок лет стихотворение хранилось в архиве Георгиевских, и было опубликовано через тридцать лет после смерти поэта под заголовком "15-го июля 1865 г."

Знала ли Елена, в какую пропасть шагнула? Едва ли. Внешне все выглядело, как мелкая интрижка, на которую свет готов был смотреть снисходительно. Однако снятая для Денисьевой квартира находилась недалеко от Смольного, и о встречах "молодых" стало известно в институте. Тучи начали сгущаться. В марте 1851 г. должен был состояться торжественный выпуск класса, который вела Анна Дмитриевна Денисьева, тетушка Елены, более того, в этом классе учились ещё две племянницы Анны Дмитриевны. Разразилась гроза:

• Анна Дмитриевна рассчитывала после успешного выпуска получить повышение. Вместо этого ей пришлось выйти на пенсию и освободить казённую квартиру;
• Елена должна была стать фрейлиной. Однако после скандала ей отказали в домах, где раньше принимали с радостью. Подруги прекратили с ней отношения, исчезли поклонники;
• отец, приехавший на выпускной бал младших дочерей, узнав о похождениях старшей и опасаясь за судьбу остальных дочерей, отказался от неё.

Уже в 1851 г. Фёдор Иванович "подвёл" итоги в стихотворении "О, как убийственно мы любим". Своих привычек он не изменил и большую часть времени проводил в свете. Его "подвигов" не одобряли, но и общения с ним не прерывали. Оставшееся время он делил между двумя семьями, стараясь чаще бывать там, где меньше было проблем. В мае 1851 г. у Денисьевой родилась девочка, которую в честь матери назвали Еленой. По настоянию матери её записали на фамилию отца. Мать была счастлива, не понимая, что это подчеркнёт "незаконное" происхождение дочери и окажется для неё роковым.

Не ищите ангелов в аду 

Когда появляется ребёнок, то появляется и семья. Для Денисьевой это было очевидно. Но другие так не считали. Такая раздвоенность привела её к трагическим последствиям. Елена пребывала в странной иллюзии. Она писала: "я более ему жена, чем бывшие его жены, и никто в мире никогда его так не любил и не ценил, как я его люблю и ценю, никогда никто его так не понимал, как я его понимаю... я вся живу его жизнью, я вся его, а он мой..." Удивительные слова, если учесть, что у Фёдора Ивановича в это время была законная семья, любящая и преданная жена и взрослые дочери, проявлявшие почти материнскую заботу о легкомысленном папе.

О душевном состоянии Денисьевой муж её сестры и, чуть ли не единственный друг Денисьевой, Александр Иванович Георгиевский писал: "Глубоко любящая и глубоко религиозная... Леля не раз беседовала со своим духовником, и не с одним, до какой степени ей тяжело обходиться без церковного благословения брака; но что она состоит в браке, что она настоящая Тютчева, в этом она была твёрдо убеждена, и, по-видимому, никто из её духовников не разубеждал её в этом по тем же, вероятно, побуждениям, как и я, т.е. из глубокой к ней жалости". Насчет жалости Георгиевский написал, видимо, не всю правду. Он знал, что попытка разубеждения могла привести к истерике, небезопасной для окружающих.

В другом письме Георгиевский написал о споре Елены и Фёдора Ивановича по поводу рождения третьего ребенка: "Перед рождением третьего ребенка Феодор Иванович пробовал было отклонить Лелю от этого; но она, эта любящая, обожающая его и вообще добрейшая Леля пришла в такое неистовство, что схватила с письменного стола первую, попавшуюся ей под руки бронзовую собаку на малахите и изо всей мочи бросила её в Феодора Ивановича, но, по счастью, не попала в него, а в угол печки и отбила в ней большой кусок изразца: раскаянию, слезам и рыданиям Лели после того не было конца. Мне случилось быть на другой или на третий день после того у Лели, изразец этот не был ещё починен и был показан мне Феодором Ивановичем, причем он вполголоса обещал мне рассказать историю этого изъяна в печке, когда мы будем с ним вдвоём на возвратном пути. Очевидно, что шутки с Лелей были плохие, и Тютчев вполне одобрил, что я и не пробовал опровергать её теории об истинном её с ним браке: Бог весть, чем подобная попытка могла бы окончиться... Меня этот рассказ привёл в ужас: в здравом уме и твердой памяти едва ли возможны такие насильственные поступки, и я никак бы не ожидал ничего подобного от такой милой, доброй, образованной, изящной и высококультурной женщины, как Леля..."

Приступы неистовства не были редкостью. Федор Иванович писал Георгиевскому в декабре 1865 г.: "Я помню, раз как-то, в Бадене, гуляя, она заговорила о желании своём, чтобы я серьёзно занялся вторичным изданием моих стихов, и так мило, с такою любовью созналась, что так отрадно было бы для неё, если бы во главе этого издания стояло её имя – не имя, которого она не любила, но она. ...я, не знаю почему, высказал ей какое-то несогласие, нерасположение, мне как-то показалось, что с её стороны подобное требование не совсем великодушно, что, зная, до какой степени я весь её, ей нечего, незачем было желать ещё других печатных заявлений, которыми могли бы огорчиться или оскорбиться другие личности. За этим последовала одна из тех сцен, слишком вам известных, которые все более и более подтачивали её жизнь и довели нас – её до Волкова поля, а меня – до чего-то такого, чему и имени нет ни на каком человеческом языке..."

На самом деле, Фёдор Иванович Елене не принадлежал. Он не принадлежал никому. В том числе, и самому себе. Ей же полностью принадлежали проблемы: заботы о маленькой дочери, о самом Фёдоре Ивановиче, который требовал забот не меньше ребенка, нехватка денег, отторжение общества. Последние годы жизни были для Елены Александровны тяжёлыми. Силы иссякали, давала о себе знать чахотка. Письма к сестре Марии и её мужу А.И. Георгиевскому полны жалобами на преследовавшие её несчастья:

• "Я до такой степени обессилела, что живу, как во сне";
• "Я изнемогаю от усталости и рассчитываю на моё пребывание в Москве, чтобы восстановить немного моё здоровье, расстроенное более, чем когда-либо за это последнее время столькими волнениями и тревогами";
• "...только что Федя поправился, слегла я, утомлённая бессонными ночами и беспокойством, которые он мне причинил, – мои дети сговорились болеть по очереди, – уже целые месяцы всегда один из них требует моего ухода".

Выдержки из писем – крик запутавшегося человека, они вызывают сочувствие и жалость. Елена отдаёт все силы, чтобы поддержать семью. Но сил уже немного, и помощи ждать неоткуда. Рождение третьего ребенка в мае 1864 г. обострило течение чахотки. Состояние Елены резко ухудшилось. Помните, Фёдор Иванович пытался отговорить её от этого шага.

Конец треугольника 

В последнюю зиму 1863/64 гг. Лелю не отпускали болезни. Она практически оказалась брошенной на произвол судьбы. В Петербург вернулась семья Фёдора Ивановича, и он предпочитал отсыпаться там, набираясь сил перед очередным светским развлечением. Его зима была заполнена балами, визитами, обедами...

Похоже, что всех утомил "любовный треугольник", углы которого торчали 14 лет. До развязки оставались два месяца. В письме от 5 июня 1864 г., последнем из дошедших до нас, Елена написала: "Я встала, но поправляюсь с большим трудом". В эти дни Фёдор Иванович делал все возможное, чтобы помочь Елене, но было поздно. То, что люди не могли или не хотели исправить, застыв в каком-то страшном оцепенении, разрешилось само. 4 августа 1864 г. Леля скончалась на руках у Фёдора Ивановича.

И здесь вспоминается стихотворное обращение к Эрнестине, написанное ещё в 1837 г. Оно могло быть адресовано любой из трёх женщин, рискнувших связать с ним свою судьбу:

...О, если бы тогда тебе приснилось, Что будущность для нас обоих берегла... Как уязвлённая, ты б с воплем пробудилась, Иль в сон иной бы перешла.

Елену Александровну похоронили на Волковом кладбище в Петербурге.

"Дети подземелья" 

У Денисьевой и Фёдора Ивановича было трое детей:

• дочь Елена (1851-1865), названная в честь матери, имела судьбу трагическую, как и её мать. По словам Георгиевского, после смерти матери Леля "первая занемогла чахоткой, и болезнь её очень развилась и усилилась вследствие прискорбной случайности, бывшей с нею в пансионе. Одна из великосветских петербургских дам, ...приехав в пансион... к своей дочери, узнала от неё, что в одном с нею классе была Тютчева, с которою она особенно сошлась, пожелала сама с нею познакомиться, и одним из первых её вопросов Леле был, по ком она носит траур. Леля отвечала, что по матери; тогда великосветская дама крайне изумилась и начала громко говорить, что она только несколько дней тому назад видела её мать, Эрнестину Феодоровну, и что она была совершенно здорова. Тогда Леля ей отвечала, что мать её звали Еленой Александровной, и что она скончалась более восьми месяцев тому назад. Собеседница её начала её расспрашивать, как зовут её отца, где он служит, имеет ли он придворное звание, а также расспрашивала о его наружности и, по мере ответов девочки, все более и более выражала изумление и затем отошла от неё, не простившись с ней и уведя за руку от неё свою дочь. Последняя, по отъезде матери, принялась расспрашивать Лелю, что всё это значит, но Леля росла и воспитывалась, не подозревая какой-либо неправильности во взаимных отношениях между её отцом и матерью, и то, что он подолгу не бывает у себя дома и только раза два или три в неделю обедает вместе с ними, ей объясняли служебными его обязанностями. На вопросы своей подруги маленькая Леля ничего не могла отвечать, но, возвратясь к себе домой, начала настойчиво обо всем расспрашивать свою бабушку и, узнав всю правду, предалась чрезмерному горю, плакала и рыдала, проводила бессонные ночи и почти не принимала пищи, умоляла только о том, чтоб её не посылали больше в пансион... При таких условиях бывшая у неё в зародыше чахотка развилась с чрезвычайной быстротой, и в начале мая 1865 г. её не стало...";
• сын Фёдор Федорович (1860-1916) был назван в честь отца. Однако ни имя, ни фамилия отца не принесли ему счастья. Мать умерла, когда Фёдору было всего четыре года. Отец не баловал его вниманием и старался держать "незаконнорожденного" сына подальше. Он сохранил много стихотворений, посвящённых матери Е.А. Денисьевой. Умер от ран, полученных на фронте в 1916 г.;
• сын Коленька (1864-1865) умер от чахотки на следующий день после смерти старшей сестры Елены.

Денисьевский цикл Тютчева 

После смерти Е.А. Денисьевой десятки лет мемуаристы, биографы и другие пишущие люди избегали упоминания её имени. Причина была в том, что дочери Фёдора Ивановича занимали высокое положение при императорском дворе, и обсуждение папиных приключений им было ни к чему. Возможно, поэтому русского подобия "Дамы с камелиями" или "Травиаты" не получилось. А жаль:

• для одних эта трагедия могла послужить поводом задуматься, стоит ли сон любви покоя близких и будущего детей. Ведь, в большой степени, Денисьева приняла решение за вырастившую её тетушку, за отца, за своих сестёр и даже за своих будущих детей. Может она и не предполагала последствий, но они оказались тяжёлыми. Это соображение для тех, кто ещё способен соображать;
• для других главное – "хочу и буду". Что ж, постояв над пропастью, в которой исчезла Денисьева, может они стали бы не столь упрямыми в своих фантазиях?

Впрочем, написание трагедии не состоялось. Состоялся только "Денисьевский цикл" стихотворений. Этот цикл долгое время вёл незаметное существование. Многие стихи хранились в архивах, посвящения скрывались, комментарии отсутствовали.

Стихотворение Тютчева "О, как убийственно мы любим", написанное в 1851 г., – "итог" его отношений с Еленой Денисьевой:

О, как убийственно мы любим, Как в буйной слепоте страстей Мы то всего вернее губим, Что сердцу нашему милей! Давно ль, гордясь своей победой, Ты говорил: она моя... Год не прошёл – спроси и сведай, Что уцелело от нея? Куда ланит девались розы, Улыбка уст и блеск очей? Всё опалили, выжгли слёзы Горючей влагою своей. Ты помнишь ли, при вашей встрече, При первой встрече роковой, Её волшебный взор и речи, И смех младенчески-живой? И что ж теперь? И где всё это? И долговечен ли был сон? Увы, как северное лето, Был мимолетным гостем он!

Судьбы ужасным приговором Твоя любовь для ней была, И незаслуженным позором На жизнь её она легла! Жизнь отреченья, жизнь страданья! В её душевной глубине Ей оставались вспоминанья... Но изменили и оне. И на земле ей дико стало, Очарование ушло... Толпа, нахлынув, в грязь втоптала То, что в душе её цвело. И что ж от долгого мученья, Как пепл, сберечь ей удалось? Боль, злую боль ожесточенья, Боль без отрады и без слёз! О, как убийственно мы любим! Как в буйной слепоте страстей Мы то всего вернее губим, Что сердцу нашему милей!

Стихотворение "О, как убийственно мы любим" читает:

Михаил Козаков ►

Стихотворение "Чему молилась ты с любовью" написано в 1851 г.

Чему молилась ты с любовью, Что как святыню берегла, Судьба людскому суесловью На поруганье предала.

Толпа вошла, толпа вломилась В святилище души твоей, И ты невольно постыдилась И тайн и жертв, доступных ей.

Ах, если бы живые крылья Души, парящей над толпой, Её спасали от насилья Бессмертной пошлости людской!

Стихотворение "Чему молилась ты с любовью" читает:

Михаил Козаков ►

Стихотворение "Последняя любовь" написано между 1852-1854 гг.

О, как на склоне наших лет Нежней мы любим и суеверней... Сияй, сияй, прощальный свет Любви последней, зари вечерней!

Полнеба обхватила тень, Лишь там, на западе, бродит сиянье, – Помедли, помедли, вечерний день, Продлись, продлись, очарованье.

Пускай скудеет в жилах кровь, Но в сердце не скудеет нежность... О ты, последняя любовь! Ты и блаженство и безнадежность.

Стихотворение "Последняя любовь" читает:

Михаил Козаков ►

Стихотворение "Весь день она лежала в забытьи" написано в октябре-декабре 1864 г. в связи со смертью Елены Денисьевой.

Весь день она лежала в забытьи, И всю её уж тени покрывали. Лил тёплый летний дождь – его струи По листьям весело звучали. И медленно опомнилась она, И начала прислушиваться к шуму, И долго слушала – увлечена, Погружена в сознательную думу...

И вот, как бы беседуя с собой, Сознательно она проговорила (Я был при ней, убитый, но живой): "О, как всё это я любила!" ...Любила ты, и так, как ты, любить – Нет, никому ещё не удавалось! О господи!.. и это пережить... И сердце на клочки не разорвалось...

После похорон, 8 августа 1864 г., Тютчев написал Георгиевскому: "Всё кончено – вчера мы её хоронили... Что это такое? Что случилось? О чём это я вам пишу – не знаю... Во мне всё убито: мысль, чувство, память, всё... Я чувствую себя совершенным идиотом. Пустота, страшная пустота. И даже в смерти – не предвижу облегчения. Ах, она мне на земле нужна, а не там где-то... Сердце пусто – мозг изнеможён. Даже вспомнить о ней – вызвать её, живую, в памяти, как она была, глядела, двигалась, говорила, и этого не могу".

Стихотворение "Весь день она лежала в забытьи" читает:

Михаил Козаков ►

Стихотворение "Сегодня, друг, пятнадцать лет минуло" написано 15 июля 1865 г. В первой строфе имеется в виду "тайный брак", заключённый с Еленой Денисьевой в июле 1850 г. Во второй – её смерть 4 августа 1864 г.

Сегодня, друг, пятнадцать лет минуло С того блаженно-рокового дня, Как душу всю свою она вдохнула, Как всю себя перелила в меня.

И вот уж год, без жалоб, без упрёку, Утратив всё, приветствую судьбу... Быть до конца так страшно одиноку, Как буду одинок в своём гробу.

Стихотворение "Накануне годовщины 4 августа 1864 г." написано 3 августа 1865 г.

Вот бреду я вдоль большой дороги В тихом свете гаснущего дня, Тяжело мне, замирают ноги... Друг мой милый, видишь ли меня?

Всё темней, темнее над землёю – Улетел последний отблеск дня... Вот тот мир, где жили мы с тобою, Ангел мой, ты видишь ли меня?

Завтра день молитвы и печали, Завтра память рокового дня... Ангел мой, где б души ни витали, Ангел мой, ты видишь ли меня?

Стихотворение "Накануне годовщины 4 августа 1864" читает:

Михаил Козаков ►

Вообще, стихотворения, посвящённые женщинам, которые остались от Тютчева в некотором отдалении, отличаются от стихов, которые адресованы его жёнам. Посвящения Амалии Крюденер и Клотильде Ботмер – грациозные стихотворения-элегии. Они оставляют ощущение света, грусти, лёгкости. Стихи "Денисьевского цикла" – на другом полюсе. После них остается чувство подавленности.

Елена Денисьева пожертвовала жизнью ради любви. И невольно возникают вопросы, на которые ответа, по-видимому, нет. Что это было? Безумие... легкомыслие... Как человек впал в этот разрушительный кошмарный сон? Где граница, перейдя которую человек распоряжается не только своей судьбой, а судьбами, и даже жизнями других людей? И совместим ли этот переход с любовью?